Маэдрос сбросил плащ и отстегнул оружие.Из-за шкафа появился запыленный мольберт,из под стола - ящичек с красками.Феанарион закрепил чистый холст на подрамнике и уверенным движением руки нанес первые линии. Он работал упоенно, казалось наслаждась каждой черточкой рисунка¸словно не суровые  камни бастионов Амон-Эрэб обступали его,напоминая о вражеских стрелах и возможных осадах, а легкие светлые стены родного дома, с пробегающими по ним золотыми и серебряными бликами.
Из кажущейся путанницы штрихов вскоре уверенно проступило женское лицо.Эльфийка в саду под яблоней  держала на коленях двоих малышей и , видимо, что-то рассказывала им о пестрой бабочке, сидевшей у нее на ладони.
Первый солнечный луч, скользнувший в комнату,оранжевым отблеском лег на законченный эскиз портрета.Мэдрос откинулся назад , почти счастливо улыбаясь той же улыбкой, что и у женщины на портрете.

                                     * * *

- Я хочу видеть государя. Государя Арафинвэ, - пояснил он.
"Вот она, нолдорская гордыня," - подумал часовой-ваниа. Пришелец даже не вспомнил, или не счел нужным вспоминать, что в лагере присутствует Ингвэ, государь всех эльдар.
Незваный визитер был светловолос, одет в запыленный серый плащ. В руках он держал плоский прямоугольный предмет, довольно большой и завернутый в тряпицу. Оружия, судя по всему, при нем не было.
Часовой на всякий случай проверил личину. Лагерь валинорского воинства еще не пришел в себя после похищения сильмариллов. Нет, похоже, все нормально. Гостя можно проводить к королю нолдор.
Арафинвэ всматривался в неожиданного гостя, узнавая и не веря. Как всех изменяет Эндорэ... Давно ли этот эльда мазал ему, мальчишке, разбитые коленки? А теперь, кажется, не только одежда, но и лицо придворного целителя Финвэ подернулось здешней серой пылью.
- Государь, я хочу отдать тебе... - Эльнарвэ без лишних слов снял ткань со своей ноши. Картина почти не пострадала от огня, лишь кое-где пошли паутинкой трещинки. С незнакомого полотна на Арафинвэ смотрела, мягко улыбаясь,  жена старшего брата по отцу. А  на ее руках сидели малыши Амрод и Амрас.
 Спокойное и счастливое лицо  совсем не напоминало  ту потемневшую маску, которую Арафинвэ видел столь недавно накануне отбытия войска…

 Ежевечерне, уже несколько сотен лет золотой  диск Анар тонул в горизонте за ее спиной. За эти годы она часто приходила сюда. Здесь, вдали от поселений, ей никто не мешал снова и снова вглядываться в тоненькую полосочку, соединяющую море и небо. Вот и сегодня перед ней опять плещется зеленоватое, напоенное нежностью закатного солнца, море. Ароматный воздух пронизан косыми лучами, и медные стволы сосен на берегу кажутся янтарными. В ярких бликах заходящего солнца, таким знакомым, слишком знакомым светом сияет новая звезда. С этого света все и начиналось. С трех камней и со звона злой стали в тайной кузне.
Зябкий жест ее плеч кажется неуместным в этот теплый вечер. Завтра белые корабли во второй раз поплывут на восток. Как и тогда, она снова не пойдет никого провожать. Что толку ловить чужие косые взгляды? Эта пристань слишком хорошо помнит то, что многим бы очень хотелось забыть. Сколько раз она сама по мгновению перебирала в памяти те темные дни. Что она должна была тогда сделать, что сказать, чтобы хоть кого-нибудь из них избавить от жестокой судьбы?
О смерти мужа ей поведал Финдарато. Он был вежлив, но она не обманывала себя - ему совсем непросто говорить о ее сыновьях. Разговаривать с Эльвинг она не пошла. Впрочем, ей передали - Тьелкормо, Карнистир, Атаринкэ. И, видимо, Амбаруссар. Невозвратный путь в Мандос не прошли лишь двое. Она все время думала о них, боялась о них думать и не могла остановиться. Где они сейчас? Может, так же смотрят на море?
 
Песок слегка хрустнул под чьими-то острожными шагами. Нерданэль порывисто обернулась, словно ждала увидеть… Арафинвэ слегка поклонился супруге брата:

- Айа,Нерданэль…Как хорош сегодня вечер…

- Здесь,- коротко обронила она,- Здесь , на этих благословенных мирных берегах.

Арафинвэ молча кивнул. Он колебался, заговорить  ли с ней о сыновьях. Нерданэль спросила первой:

- Что будет с моими детьми, Арафинвэ? Теми, что остались в живых?

Верховый король нолдор ответил не сразу:

- Нерданэль, они- мои племянники, они- часть нашей семьи, от которой осталось столь мало.И помня об этом, я стану просить Валар о снисхождении. Ни цепей, ни Чертогов, ни Маханаскара не будет, обещаю…Лишь бы только Эру уберег их…

Нерданэль прикрыла глаза:

- Благодарю, государь.

И медленно пошла вдоль прибоя . Арафинвэ не решился проводить ее. 

Что она еще может сделать для них? Она даже не знала, чего пожелать им - что пожелаешь, если любое благое пожелание норовит обернуться предреченным лихом.Она привыкла ни о чем не жалеть - глупо жалеть, если ничего не изменишь. Она старалась, чтоб никто не видел ее слез. К чему плакать, если ничего не вернешь? Ведь она была права тогда. Что ж ей совсем не радостно от собственной правоты? Лучше б она ошиблась. Ну что стоило судьбе сложиться хоть немного по-другому?
Вот и все. Закат догорел. Солнце село. Море черным-черно, лишь сияют в небе звезды, и ярче всех - та.
А ей пора снова возвращаться в тесную комнату, где словно застывшие призраки прошлого, стоят, кругом стоят они. Еще не взрослые, не клявшиеся, не терявшие, не убивавшие... Точнее, конечно же ,не они - всего лишь статуи.

Слова гостя вернули государя к реальности.
- Это написал Нельофинвэ Феанарион, - в глухом голосе целителя звучала... горечь? Усталость? Смирение перед потерями? Похожее чувство, только гораздо слабее, на несколько мгновений задело самого Арафинвэ, когда он узнал, что ни один из его сыновей не остался в живых в этой земле.
- Я прошу передать это... - целитель не без труда находил слова, - передать это... ей. Пусть... знает.

                               *  *  *

Она долго по мельчайшим кусочкам очищала холст от пыли и копоти. Тончайшей беличьей кистью подновляла краски, залечивала мелкие трещинки.Потом сама делала раму. Все сама. Впрочем, она привыкла к этому давно –справлятся в одиночку ,не призывая на помощь даже отца.Работа была долгой и кропотливой, но она спасала,не давала сесть возле собственного портрета , написанного рукой старшего сына и завыть в голос. Разве она железная , как считают многие? Разве ее материнское сердце не изныло в многовековой разлуке с сыновьями?И все же она не станет плакать и на сей раз,даже теперь не станет, когда узнала обо всем. И не проклянет того, кто обрек ее мальчиков на столь страшную судьбу. Феанаро, ты и с жизнями собственных детей обходился, как с металлом или с камнем, подчиняя их своим замыслам.Хотя бы теперь , когда  все сыновья с тобой в сумрачных залах Мандоса,понял ли , как ошибался? Или твое феа по-прежнему отгораживается от всего, что может нанести ущерб твоей гордыне?

Нерданэль неохотно выпустила раму из рук и отступила назад, глядя на полотно с печальной улыбкой : как непохоже на нее теперешнюю. Хорошо помнился тот ясный день,нарядный сад в пору цветения.Тэльво и Питьо с их бесконечными вопросами допытывались, почему бабочку нельзя принести домой.Майтимо бежит через лужайку. 

Рядом раздался чей-то подавленный всхлип. Нерданэль вздрогнула, она и забыла, что не одна. Лехтэ , стоя рядом, смотрела на картину,глотая слезы.Нерданэль ласково погладила ее по серебристым волосам.Кто бы мог подумать, что эта девочка будет так любить Атаринке, пожалуй ,самого сложного из всех Феанариони?

Лехтэ виновато взглянула на свекровь, ведь Тьелпэ жив и, кто знает, может еще вернется, а Нерданэль больше некого ждать. Совсем.И Намо непреклонен.

- И все-таки, мы будем надеятся,- Нерданэль обняла невестку,- Им  нужно, чтобы хоть кто-нибудь помнил и ждал. А кто ,если не мы?

Лехтэ молча кивнула в ответ. Она знает, снова и снова пойдет гордая дочь Махтана к воротам далекого белого  замка, снова и снова будет возвращаться ни с чем,но наступит день, когда и суровый владыка Чертогов  не выдержит , не устоит перед силой материнской любви.

                                   * * *